Желание и влечение в чем разница

Между влечением и желанием существует только то различие, что слово желание большей частью относится к людям тогда, когда они сознают свое влечение, поэтому можно дать такое определение, желание есть влечение с сознанием его.

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Любовь живёт только тогда, когда есть уважение друг к другу и свобода. Желание обладать другим как вещью — абсурд.

Следует всегда помнить, что ни одно желание не дается нам отдельно от той силы, с которой его можно осуществить!

Различие между упорством и упрямством состоит в том, что первое имеет своим источником сильное желание, а второе, наоборот, сильное нежелание.

В нашей душе есть что-то такое, что непреодолимо влечет нас к безумию. Каждый, кто смотрит вниз с края крыши высокого здания, чувствует хотя бы слабое болезненное желание спрыгнуть вниз.

Влечение сердец рождает дружбу, влечение ума — уважение, влечение тел — страсть, и только все три вместе рождают любовь.

Самое глубокое, самое искреннее желание — это желание быть кому-то близким.

Счастье имеет смысл только тогда, когда есть, с кем его разделить.

Любовь — это желание сделать счастливым кого-то еще. Желание чтобы кто-то другой сделал счастливым вас — это привязанность.

Очень часто единственным, что толкает тебя к победе, является желание надрать кому-то задницу.

Нельзя соглашаться ползти, когда испытываешь желание парить.

Источник

ВЛЕЧЕНИЯ, ЖЕЛАНИЯ, ХОТЕНИЯ

Среди мотивационных образований особое место занимают влече­ния, желания и хотения. Как и в отношении других психологических понятий, свя­занных с мотивацией, их толкование далеко не однозначно и имеет длинную исто­рию.

Попытку разобраться в понятиях «желание» и «хотение» предпринял еще И. М, Сеченов в «Рефлексах головного мозга» (1863). И то и другое он рассматривал в аспекте произвольного управления поведением и действиями и с точки зрения раз­виваемой им рефлекторной теории считал, что и желание и хотение являются реф­лексами без конца, без удовлетворения, «Желание в страстном психическом акте то же, что мысль в обыкновенном — первые две трети рефлекса», — писал И. М. Сече­нов (1953, с. 105).

При этом он явно не отождествляет желание и хотение с органической потреб­ностью (нуждой). Так, он писал, что жизненные потребности родят хотения, что желание у взрослого человека вытекает из какого-нибудь представления и является страстной стороной мысли, т.е. ощущением, переживанием эмоции: «Желание как ощущение имеет всегда более или менее томительный, отрицательный характер» (1953, с. 110). Процесс появления желания у детей И. М. Сеченов описывает следу­ющим образом:

Рядом с развитием страстных психических образований в ребенке появляются и желания. Он любил, например, образ горящей свечки и уже много раз видал, как ее зажигают спичкой. В голове у него ассоциировался ряд образов и звуков, предшествующих зажиганию. Ребенок совершенно спокоен и вдруг слышит шарканье спички — радость, крики, протягивание руки

; Таким образом, в желании И. М. Сеченов видит две составляющие: «томитель­ное ощущение» (ощущение нужды) и образ (представление) того, что человек жела­ют, т. е. цель. В то же время он ставит желание в один ряд с намерением. ^ И. М. Сеченов пишет, что желанию и хотению часто придают различные значе­ния. Про желания говорят, что они капризны и противятся воле. Хотение, наоборот, часто принимают за акт самой воли: я хочу, но не исполню своего желания: я устал 1й мне хочется спать, а я продолжаю бодрствовать. Считают, что человек, если захо-‘чет, может поступить противоположно своему желанию.

0 том, что вопрос им решен окончательно. Это скорее размышления над поставлен­ным вопросом. В самом деле, заявляя о тождестве понятий «хотение» и «ж,елание», ‘.он пытался затем найти критерий для их разведения.

1 Сложность разрешения этого вопроса доказывается тем, что и до сих пор разли-‘ чия в понимании желаний и хотений одними психологами признаются, а другими — нет. Те же, кто эти различия признают, четко, а главное — доказательно, их не фор-

-мулируют. Положение усложнилось еще и тем, что, благодаря 3. Фрейду, к феноме­нам желания и хотения присоединился третий — влечения. В результате к сегод-: няшнему дню наметились две линии в их рассмотрении: как выражение активности потребностей (а порой и отождествление их с потребностями) и как проявление

•различных видов стремлений к удовлетворению потребностей. Правда, стремле­ния многими понимаются как активная сторона потребностей, так что в какой-то части эти два направления смыкаются. Однако в ряде работ стремление — это не столько влечения, желания, хотения, но и интересы, идеалы, склонности, призвание 1и т. д. Под стремлениями подразумевают либо такие потребностные отношения, в которых предметное содержание еще в значительной степени свернуто (т. е. не ясен

предмет удовлетворения потребности), либо такие, в которых динамическая сторо­на (побуждение) особенно ярко выражена.

Таким образом, несмотря на близость стремлений к влечениям, они не тожде­ственны. В связи с этим заметим, что название книги польского психолога К. Обу-ховского Psychologia dozen ludskich, переведенное как «Психология влечений че­ловека», не очень соответствует истине, так как dozen. — это стремление, а не вле­чение; неудивительно, что в самой книге о влечениях Говорится очень мало (глава о сексуальной потребности).

Рассмотрение влечений, желаний и хотений как. различных форм потребности связано прежде всего с именем С. Л. Рубинштейна. Все эти три формы отражают, с его точки зрения, стадии развития потребности. Влечение — это начальный этап в осознании потребности, переходная форма от органических ощущений к более вы­соким формам — желанию и хотению. По С. Л. Рубинштейну, при влечении пред­мет, способный удовлетворить потребность, еще не осознается. Но в то же время он пишет, что содержащаяся во влечении направленность не заложена в индивиде сама по себе, вне его связи с внешним миром, а фактически порождается потребностью в чем-то, находящемся вне индивида.

По мере того как предмет удовлетворения потребности осознается, влечение пе­реходит в желание. В его характеристике С. Л. Рубинштейн подчеркивает прежде всего возникновение предметной определенности, т. е. осознание предмета удовлет­ворения потребности. Однако, хотя желание уже включает знание о цели действия, в нем еще нет готовности к достижению этой цели. Когда же эта готовность возни­кает, то такую потребность С. Л. Рубинштейн называет хотением. Хотение, пишет он, это устремленность не на предмет желания сам по себе, а на овладение им, на достижение цели. Хотение, продолжает он, имеется там, где желанна не только сама по себе цель, но и действие, которое к ней приводит. Тем самым С. Л. Рубинштейн, используя понятие «хотение», подчеркивает побудительную, действенную сторону потребности.

Такое деление потребностей или их активной стороны — стремлений признано правомерным рядом психологов (П. И. Иванов, К. К. Платонов, П. А. Рудик). Они считают, что влечение — это смутное малодифференцированное стремление или потребность; желание характеризуется наличием осознанной цели, но пути и сред­ства ее достижения еще не осознаны. Когда же они осознаются, то, по П. И. Ивано­ву, возникает хотение, а по К. К. Платонову — интерес.

Правомерность выделения трех форм проявления потребностей И. А. Джида-рьян (1976) обосновывает так: влечение— генезисом, исходными природными предпосылками развития; желание — включенностью в целостный внутренний мир личности как выражение значимых для нее предметных отношений и связей с внешним миром; хотение — действенностью как выражением ее исходного побуж­дения.

Однако такое понимание влечений, желаний и хотений и различий между ними поддерживается не всеми психологами. Для того чтобы понять причину этого, рас­смотрим, как понимаются влечения, желания и хотения разными авторами.

Влечения. 3. Фрейд, понимая влечения (Treibe — импульсы) как пограничные образования между физическим и психическим (соматическим и душевным), харак­теризовал их четырьмя аспектами: источником, целью, объектом и силой (энерги-

^^1 ей). Таким образом, он связывал влечения и с целью как действием, и с целью — ^f^- объектом удовлетворения потребности.

^^^ Решительно высказывался против точки зрения, что при влечениях цель не осо-^Ц^ знается, Н. Д. Левитов. Он, в частности, писал, что неверно отличать влечения бес-^д1 предметностью или неясностью, смутностью объекта. Напротив, человек, пережи-^^^ вающий влечения, словно приковывается к объекту, связывается им, находится под ^^^ его гипнозом. Когда человек говорит, что его влечет, он знает, к чему; в одних случа-. ^^i ях объектом является более широкая сфера (музыка, природа), в других — более ^f^ узкая (конкретный человек). Н. Д. Левитов выделял во влечении две характеристи-^^i ки — «властность» объекта над человеком и эмоциональную насыщенность пере-^^1 живаний; он же писал, что влечение часто вызывается весьма ясной, временами ^^^ навязчивой целью. Недаром А. С. Грибоедов говорил, что влечение — род недуга. I ^^f Если под влечением понимать фанатизм, влюбленность, то он был близок к истине. I ^^f Например, Ф. Ларошфуко сравнивал любовь с горячкой: тяжесть и длительность I ^^l.i той и другой не зависят от нашей воли.

1 ^^у Блестяще описал состояние своей влюбленности А. С. Пушкин в стихотворении ^^1 «Признание»;

^^11, И как серьезно больной человек, он готов обманываться любой утешающей его

^^^ В. С. Дерябин (1974) отмечает, что влечение заключается в длительном состоя-^^дрии напряжения, связанном с тяготением к определенному объекту и имеющем тен-^^д^енцию проявляться в ряде действий, направленных на овладение этим объектом. ^^^^Отсюда он, вслед за Н. Н. Ланге, рассматривает влечение как двухкомпонентный ^^11»еномен, включающий в себя потребность в чем-то и двигательную тенденцию к ^^Д1довлетворению этой потребности (побуждение). При этом В. С. Дерябин рассмат-^^д^ивает слова желание, хотение, влечение, потребность, вожделение как синонимич-^^дрые, выражающие лишь различные стороны и оттенки одних и тех же переживаний,

и поэтому предпочитает пользоваться только одним термином — влечение. Он вы­деляет органические влечения (потребности) — голод, жажду, половое влечение и психические влечения — к труду, к организаторской или научной работе и т. д. Пер­вые связаны с неприятным ощущением недостатка чего-то, вторые — с положитель­ным чувственным тоном (очевидно, за этими влечениями скрываются интересы, склонности).

Влечение как целенаправленную потребность понимает и П. В. Симонов (1981). Однако с физиологической точки зрения осознания цели для целенаправленного поведения вовсе не требуется, так как целенаправленность определяется механиз­мом инстинкта. Неслучайно некоторые авторы употребляют слово «инстинкт» в смысле «влечение», разница лишь в том, что влечение обозначает более сильный аффективный процесс, а инстинкт — специально «твердо отчеканенную» форму действия. Так, А. Н. Лук (1972) в качестве первичного феномена рассматривает не потребности, а врожденные влечения, унаследованные от предков и генетически закрепленные: стремление к сохранению своей жизни (пищевой и защитный ин­стинкты), стремление к продолжению рода (половой и родительский инстинкты), стремление к активности (рефлекс цели, рефлекс свободы, ориентировочный реф­лекс), стремление к общению с себе подобными (инстинкты подражания и самовы­ражения).

Перечисленные влечения, пишет А. Н. Лук, отражаются в человеческой психике в виде тех или иных чувств (эмоциональных переживаний), а последние конкрети­зируются в форме желаний. Врожденное влечение неотчетливо, оно не облекается в слова. Желание же всегда конкретно, выражено словами, пусть не вслух, а посред­ством внутренней речи, даже свернутой. Желание возникает из взаимодействия врожденного влечения с приобретенным опытом. Оно является психологическим мостом от чувства к мысли. Как видим, трактовка желания А. Н. Луком существен­но расходится с сеченовской: у того желание — это сама мысль, а не мостик к ней.

Своеобразно понимание А. Н. Лука и отношений между влечениями и потребно­стями: последние, отражая социальный опыт, формируются на основе влечений, но, будучи сформированными, воздействуют на поведение наравне с влечениями и даже приобретают главенствующую роль. В итоге отношения между влечениями, жела­ниями и потребностями у него выглядят так:

влечение—-^^_ ^мысль

^ чувство —— желание —— ^ потребность•—'»»»^ ^^действие

А. Н. Лук пишет, что человек, как правило, не осознает всей этой цепочки. На последнем этапе ее он с помощью мышления устанавливает для себя цель. И в даль­нейшем ему самому именно этот момент осознания цели кажется отправной точ­кой, побуждением к деятельности. При этом чувственная мотивация этой деятель­ности остается нераскрытой. Между тем, заключает автор, поступки человека вы­текают из его потребностей (что справедливо), а не из мышления (с чем трудно согласиться, если учесть роль «внутреннего фильтра» в формировании намерения). У А. Н. Лука мышление — лишь промежуточный этап между потребностью и до­стигнутым результатом.

^^^ Вообще, трудно представить себе, чтобы человек не осознавал ни влечения, ни ^^^ потребности личности. Поэтому в справедливости утверждения этого автора об осоз-^^i наваемости только желания можно усомниться. В то же время он правильно подме-^^^ тил подмену в сознании человека потребности целью, о чем я говорил в главе 2. ^^^ Конечно, вопрос о том, что во влечении осознается, а что не осознается, весьма ^^1 сложен. Если говорить об инстинктивных влечениях, характерных для животных, ^^^ то формула Н. Н. Ланге: влечения — это чувство плюс некоторая двигательная тен-^^g денция, возможно, и верна, и влечение отражает в данном случае лишь чувствен-^^^- ную сторону инстинкта. Например, эмоция страха вызывает ряд типичных для жи-^fl: вотного инстинктивных действий в соответствии с врожденным защитным рефлек-^fi. сом. На основе ощущений, возникающих при осуществлении двигательного ^^f рефлекса, у животного возникают двигательные представления, которые, сливаясь ^^f. затем с чувством страха, придают последнему характер влечения, т. е. чувства, в ^Ц котором есть уже сознательная импульсивность к определенным движениям. По ^^у Н. Н. Ланге, инстинктивное влечение превратилось в «опытное» влечение, связан-^^^ ное с приобретением животным опыта. ^^f Но если уже у животных признается сознательность влечений (правда, в приве-^д^ денном Н. Н. Ланге примере как-то странно говорить о влечении, поскольку оно ^^1. обычно связывается с притягательностью объекта, а страх не предполагает тако-^^^ вой), то что же говорить о человеке? Поэтому трудно согласиться с мнением ряда ^Ц психологов, что влечение — это неосознанная потребность (К. К. Платонов). Кроме ^f^ того, здесь происходит смещение акцента в рассмотрении сущности влечений: не ^^f- осознается не предмет потребности, а сама потребность. Сравним, например, пони-^^g: мание влечения П. И. Ивановым (человек при влечениях осознает, что ему чего-то ^^i не хватает, что-то нужно, но что именно, т. е. какой объект, он не понимает) с тем, ^^^ что говорится в «Кратком психологическом словаре» (М., 1974): влечение — это ^^1 психологическое состояние, выражающее недифференцированную, неосознанную ^^1′ или недостаточно осознанную потребность субъекта. Правда, это противоречие ^^f может быть снято, если знать, что под потребностью авторы понимают предмет по-

^11 Итак, итогом рассмотрения различных взглядов на сущность влечений может ^Ц быть констатация факта, что критерий отличия влеченийот желаний и хотений (нео-^^1 сознаваемость цели) признается не всеми. Да и сам С. Л. Рубинштейн, между про-^^^- чим, писал, что осознание влечения совершается через осознание того, на какой ^11 предмет оно направлено (заметим, речь идет об осознании не желания или хотения, ^Ц; а именно влечения).

^^^ Наличие у влечения осознаваемой цели (объекта) подтверждается многими ^^^ фактами. Влечение проявляется в симпатии, влюбленности, но ведь не может быть ^f^ симпатии вообще, ни к кому, не говоря уже о влюбленности. Их объект всегда из-^^^ вестен. Да и само слово «влечение» означает, что какой-то конкретный объект (бо-^^^ лее или менее конкретный или обобщенный) влечет к себе человека, придает его ^f^ стремлению направленность, целеустремленность. Если бы объект не осознавал-^^^ ся, то не было бы и влечения, а была бы просто осознанная или плохо осознанная

^^1, В понимании влечения как потребности с неосознанной целью (неопредмечен-^^^ной потребности, если пользоваться терминологией А. Н. Леонтьева), хотят того

психологи или нет, находит отражение фрейдовское понимание потребности и вле­чения как инстинкта. Неслучайно в 1949 году П. Я. Гальперин упрекал С, Л. Рубин-штейна за использование понятия «влечение». Так, он говорил, что С. Л. Рубин-штейн критикует фрейдизм, а сам использует основное понятие фрейдизма — вле­чение. Конечно, нельзя согласиться с такой критикой и отказаться от этого понятия на том основании, что его предложил 3. Фрейд. Но нельзя не видеть и ограниченно­сти понимания 3. Фрейдом явления влечения.

Понимание влечений как свойств, близких к инстинктам, проявляющееся у раз­ных авторов в той или иной степени, очевидно, не случайно. Над влечениями посто­янно «витает дух» невольности, плохой осознаваемости. Как писал А. С. Пушкин: «Когда б не смутное влечение чего-то жаждущей души». Вопрос только в том, что происходит невольно, что плохо осознается или вообще не осознается. В инстинк­тах непроизвольным моментом является двигательная активность, направленная на удовлетворение потребности. Во влечениях же непроизвольным является появле­ние тяги к объекту, побуждения, но не движение, не реакция удовлетворения по­требности. Такая мысль высказывается рядом ученых. В. С. Дерябин (1974) говорит о внутренней, независимой от воли человека силе, движущей к объекту, Н. Д. Леви­тов ( 1964) — о непроизвольном или не совсем произвольном состоянии, когда чело­век чувствует себя как бы прикованным к предмету («Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила», — писал А. С. Пушкин; или в стихотворении «Звуки» у А. Н. Плещеева: «И мнится мне, что слышу я знакомый голос, сердцу ми­лый; бывало, он влечет меня к себе какой-то чудной силой»). Речь, таким образом, идет о механизмах возникновения влечений, которые могут быть связаны и с не­произвольностью («неведомая сила», «какая-то чудная сила»). Однако, понимая это, не следует «перегибать палку» и считать, что влечения имеют наследственное про­исхождение (В. С. Мерлин, 1971). Врожденное, наследственное и генетически обус­ловленное — это разные понятия. Генетическая обусловленность биологических влечений (например, полового, связанного с гормональными изменениями в орга­низме в период полового созревания) сомнений не вызывает. Но у человека и эти влечения контролируются и не вызывают активности, направленной непосредствен­но на удовлетворение потребности. Они проходят через «цензуру» личностных об­разований, т. е. «внутреннего фильтра».

Что же касается плохой осознаваемости влечений, то дело здесь не в неосозна-ваемости объекта влечения, а в непонимаемости того, чем этот объект привлека­ет, манит к себе. Именно в отождествлении понимания с осознанием кроется, на мой взгляд, причина противоречивых взглядов на сущность влечений. Например, в одной из учебников по психологии сказано, что о влечении можно говорить тогда, когда не осознаны внутренние побуждения, т. е. не взвешена их личная и обще­ственная значимость, не учтены их последствия (особенно при страсти). Но разве здесь речь идет просто об осознанности ощущений, переживаний? Поэтому наибо­лее точно, по моему мнению, вопрос об осознании влечений выражен в «Психоло­гическом словаре» (1983), где говорится, что влечение может быть и хорошо осо­знанным, а недостаточная его осознанность бывает связана не столько с отсутстви­ем представления о его объекте, сколько с непониманием существа потребности в нем, т. е. с непониманием почему и для чего он нужен. Человек обычно в той или

^fl иной степени знает, к чему его влечет, но часто не отдает себе отчета в причине ^^i этого влечения.

^1^ Безусловно, влечение подростков и юношей к противоположному полу осозна-^^i ется ими в качестве потребности личности, но не всегда понимается причина этого ^11 влечения, т. е. те гормональные сдвиги и связанные с этим органические потребно-^^^ сти, которые происходят в период начала полового созревания и ощущаются ими. ^^^ В то же время слабо понимается и то, что привлекает в объекте влечения. Привле-^^^ кательный объект становится целью, но его характеристики (привлекательные сто-^^f роны) либо вообще не выделяются, либо осознаются весьма смутно. ^^^ Вслед за К. К. Платоновым влечение можно рассматривать как примитивную ^^1 эмоциональную (или преимущественно эмоциональную) форму направленности ^^^ личности.

^^^.Желания. Нет однозначного понимания психологами и другого феномена — ^Jl желания. У Ж. Годфруа (1992) желание — это ощущение потребности; в других ^^^ источниках — это переживание, отражающее потребность, перешедшее в действен-^^1 ную мысль о возможности чем-либо обладать или что-либо осуществить; у Р. С. Не-^^1 мова (1994) — это состояние актуализированной, т. е. начавшей действовать, по-^^д требности, сопровождаемое стремлением и готовностью сделать что-либо конкрет-^^^ ное для ее удовлетворения (т. е. то, что у С. Л. Рубинштейна называется хотением). ^fl В «Психологическом словаре» желание трактуется как особая форма активности ^^i человека, стремящегося удовлетворить осознанную им потребность с помощью оп-^^1 ределенного предмета; а в «Философской энциклопедии» желание — это мотив дея-^^^^ тельности, который характеризуется осознанной потребностью. ^fg’ Как видно из этого перечня, диапазон психологических явлений, принимаемых ^1^^ за желание, достаточно большой — от ощущения потребности до мотива и даже ^^^, исполнительской активности (деятельности). Правда, есть в этих определениях и ^^^ общие моменты: тесная привязка желания к потребности и осознание конкретной ^fi цели (предмета или действия). Но разве нет этого и во влечении? Что же касается ^f^ того, что во влечениях субъектом не все понимается, то это может быть присуще и ^^^^ желаниям, и хотениям. Ведь говорим же мы: «Ты сам не знаешь, чего хочешь», ^^f «У вас нет твердого намерения, а скорее всего это — лишь смутное желание». Та-^^f ким образом, очевидно, что есть и неопределенные желания, поэтому и с этой точ-^^g: ки зрения предложенное С. Л. Рубинштейном разделение влечений и желаний не-^^^ убедительно.

^^^. Имеется даже точка зрения, что желания и хотения вообще лишены цели. Так, ^^^А. Н. Леонтьев (1971) пишет, что хотения, желания не являются мотивами, потому ^^^ что сами по себе не способны породить направленную деятельность. Она возникает ^^^ только тогда, когда будет понято, в чем состоит предмет данного хотения, желания ^^^^ или страсти. Конечно, оценивая это высказывание, надо иметь в виду, что под моти-^f^ вами А. Н. Леонтьев понимал именно эти предметы. Но это высказывание лишний ^^^раз показывает, что концепция С. Л. Рубинштейна не получила всеобщего призна-

^^f Желания могут проявляться не только как потребности и стремления, с ними свя-^^^ занные, но и как рассуждения (желательно бы, неплохо бы, не мешало бы), что ука-^fl зывает на их большую по сравнению с влечениями рассудочность. Поэтому действен-

ность желаний не является их обязательной характеристикой. Об этом говорит и С. Л. Рубинштейн: желание часто остается на уровне представлений, воображения, поскольку не всегда оказывается соотнесенным адекватно с возможностями его удовлетворения и даже не всегда включает в себя мысли о средствах удовлетворе­ния. Поэтому желанию Сопутствуют не столько практичность и действенность, сколько мечтательность, а порой и эмоциональность.

К. К. Платонов тоже говорит о том, что желания могут быть пассивными, когда цель недостижима, и превращаться либо в мечты, либо в грезы. В связи с этим не всякое желание можно отнести к стремлению как активной стороне потребности.

Таким образом, различия между влечениями и желаниями, о которых говорит С. Л. Рубинштейн, в действительности не столь очевидны. Отпадает постулат, что у влечения цель неосознаваема, а у желания — осознаваема. Влечение целенаправ­ленно, а желание может и не иметь конкретной цели. Уже это ставит под сомнение положение С. Л. Рубинцп-ейна, что влечение, желание и хотение — это стадии раз­вития потребности, т. е. что влечение переходит в желание, а желание переходит в хотение. Однако есть и другие доводы, опровергающие эту динамику. Так, очевид­ным является тот факт, что большинство желаний не вырастают из влечений. Труд­но, например, утверждать, что, если человек захотел есть, то у него появилось вле­чение к еде (если, конечно, он не гурман и удовольствие от пищи не является его страстью). Другое дело, цто каждое влечение выступает и как желание: если меня к чему-то влечет, значит, я желаю (хочу) этим обладать (физически или духовно, это не столь важно).

Хотение. Совершенно не очевидны различия между желанием и хотением. На­помним, что И..М. Сеченов разделял их только по степени страстности, т. е. по эмо­циональности переживаний. Ж. Годфруа определяет хотение как осознание стрем­ления к известному объекту, что равнозначно определению желания С. Л. Рубин-штейном. Да и в обыденной речи слова «хочу» и «желаю» синонимичны. В романе И. А. Гончарова Обломов говорит: «Я не могу хотеть, чего не знаю», а мог бы сказать и по-другому: «я не могу желать. ». Один литературный персонаж произнес и такую фразу: «Я хочу отсутствия желаний», а мог бы сказать и наоборот: «Я желаю ничего не хотеть». Употребление слова «желаю» в современном разговорном языке звучит несколько высокопарно, поэтому чаще пользуются словом «хочу». Неслучайно в «Словаре русского языка» пишется, что хотеть — значит иметь желание.

Вообще, если принять данное П. И. Ивановым определение хотения как более высокой формы потребности, при которой осознаются не только цель, но и способы и средства ее достижения, то-оно практически соответствует структуре мотива, если последний понимать как сложное интегральное психологическое образование. А этапность формирования мотива в мотивационном процессе —по С. Л. Рубин-штейну и П. И. Иванову — соответствует этапности развития потребности. В об­щем-то, это и неудивительно: для них потребность и является мотивом.

Таким образом, признание у влечений, желаний (хотений) наличия не только потребностей, но и целей заставляет говорить о них не просто как о потребностях, но и как о сложных мотивационных образованиях (опредмеченных актуальных либо «знаемых» потребностях); и при наличии активности (побуждения) они могут считаться мотивами (в качестве таковых рассматривают желания В. А. Крутецкий, 1980: и А. В. Петровский, 1986), а при отсутствии активности, но наличии намере-

^^. ния ‘ — мотивационными установками. Если же нет и намерения, то желание (хоте-^^^ ние) выступает в виде мечты и грезы. jji Представление желания (хотения) в форме мотивационной установки и мечты ^^1 объясняет его «холодность», бесстрастность во многих случаях. Например, когда ^^^. говорят: «Я хочу летом поехать на юг», это не значит, что я переживаю в данный ^’.момент потребность. Больше того, это не значит, что у меня на этот счет уже приня-^Jl то твердое решение. Это может быть просто мечта. Слова выполняют разные функ-^1^-ции, иногда они просто выражают настроение. Когда в момент отчаяния человек ^^g Говорит, что ему хочется умереть, совсем не обязательно понимать его буквально; ^.вполне возможно, что слова, брошенные им в порыве отчаяния и воспринятые дру-ДД^гими как заявление о намерении, на самом деле были не чем иным, как разрядкой ДД^амоций. Отсюда не следует понимать буквально и угрозы, которые имеют место при ДД^разгоревшемся конфликте. Когда человек говорит: «Я тебя убью»,— это не значит, ^^^что он действительно имеет такое намерение и уж тем более не значит, что он мог ^^убы совершить это злодеяние.

^^^; Различия в мотивационной напряженности «хотения» тонко подметил К. К. Пла-^^Цигонов. Он пишет, что иногда для удовлетворения своего «хочу» человек может «горы ДДд^двинуть», а вот из-за «хочется» ему бывает лень и пальцем пошевелить. «Хочется» ^^дрпорой безвольно, так же как прихоть, т. е. объективно неоправданное хотение. Оно ^^дможет породить упрямство, но никогда не порождает настойчивости. Это тот случай, ^^ц^огда человек просто желает вкусненького, а не испытывает настоящий голод. ^^д, Таким образом, желание (хотение) скорее всего выступает как собиратель-^^f^tblu, обобщенный термин для обозначения различных мотивационных образо-^^д^ании, феноменов. Влечение тоже можно рассматривать как разновидность жела-^^д^мя. Многозначность этого понятия может проявляться и в обозначении этапов ^^^^формирования мотива: желание избавиться от неприятного ощущения или усилить ^^Црриятное — на этапе формирования потребности, желание проявить поисковую ^^^^ктивность — на этапе формирования первичного (абстрактного) мотива, желание ДДДИ^довлетворить потребность именно этим способом (предпочтение) — на этапе ДДД^внутреннего фильтра», желание достичь цели — на конечном этапе формирования ^^^^мотива. Можно сказать, что в процессе мотивации возникает столько желаний, ^^^^колько ставится промежуточных и конечных целей, а желание (хотение) выступа-^^Ц^тто в роли потребности (я хочу, чтобы меня уважали, любили), то в роли намере-^^^^ия (я не намерен (не хочу) это делать). ^^Jl Итак, подытоживая все вышесказанное, можно сделать вывод, что попытки ряда ^^дргсихологов разграничить такие понятия, как влечение, желание и хотение, оказались ^^д^е очень продуктивными. Особенно это касается двух последних понятий. Больше ^^^^Юго, анализируя научное и бытовое употребление в речи этих понятий, приходишь к ^^^1ркыводу, что понятие «желание» («хотение») являются родовым, мотивационным ^^fgftepMUHOM, который может относиться и к обозначению потребности, и к обозначе-^^1^ию мотива в целом, мотивационной установки, мечты, грез, влечений. И различия ^^^радо искать скорее между различными видами (формами) желаний (хотений).

^^^^^ ‘ Намерение в «Психологическом словаре» определяется как сознательное стремление ^^^дрввершить действие в соответствии с намеченной программой, направленной на достижение ДДД^вредполагаемого результата.

Влечения в зависимости от их силы и устойчивости Н. Д. Левитов делит на увле- i чение и страсть. Увлечение — это еще более оформившееся и более захватываю- i щее личность влечение’. Увлечения имеют различную продолжительность, но они \ всегда ограничены временем, пишет Н. Д. Левитов. Если увлечение затягивается на длительный срок, оно обычно переходит в страсть. Страсть — это не просто про­должительное увлечение, она имеет свою особенность — силу, что сближает ее с аффектом. Это, по С. Л. Рубинштейну, одержимость, выражающаяся в любви, не­нависти, скупости, в интересе к искусству, науке и спорту (кстати, и Н. Д. Левитов ‘ писал, что состояние увлечения близко к состоянию заинтересованности, однако у последней нет прикованности к объекту). Страсть может проявляться по отноше­нию к алкоголю, наркотикам, карточной игре, коллекционированию, рыбной ловле и т. д. Страсть всегда выражается в сосредоточенности, собранности помыслов и сил, направленности на единую цель, писал С. Л. Рубинштейн, т. е. с физиологиче­ской точки зрения это доминанта. Она не всегда приятна для человека, может осуж­даться им, переживаться как нечто нежелательное, навязчивое. В этом случае гово­рят о мании (например, о токсикомании) — болезненном психическом состоянии с сосредоточением сознания и чувств на какой-то одной идее, одном желании. Это относится и к мании величия.

Источник