желание узнать причины как что делается вокруг нас изложение сжатое

А.И.Герцен. «Разговоры с детьми»

Пустые страхи и вымыслы

Желание узнать причины, как что делается возле нас, со вершенно естественно человеку в каждый возраст. Это всякий испытал на себе. Кому не приходило в голову в ребячестве, отчего дождь идет, отчего трава растет, отчего иногда месяца бывает полный, а иногда видна одна закраинка его, отчего рыба в воде может жить, а кошка не может. Людям так свой ственно добираться до причины всего, что делается около них, что они лучше любят выдумывать вздорную причину, когда настоящей не знают, чем оставить ее в покое и не занимать ся ею.

Такого любопытства — знать , что и как делается, — звери не имеют. Зверь бегает по полю, ест, коли что попадется по вкусу, но никогда не подумает, почему он бегает и отчего он может бегать, откуда взялся съестной припас, который он ест. А люди всем этим заботятся.

Посмотрите, что из этого выходит: чем больше вещей че ловек знает и чем короче, подробнее он их знает, тем больше у него власти над ними. Звери с их умом несовершенным и маленькие дети с их незнанием всего слабее и беспомощнее. Не думайте, что дети только потому слабы, что они малы, — слон при всем своем росте сделает не больше ребенка во всех тех случаях, где нельзя взять ни массой, ни мышцами.

Когда человек хочет что-нибудь сделать, он прежде должен знать свойства вещей, из которых ему приходится что-нибудь сделать. Вещи сами по себе очень послушны, но слушаются они человека и настолько исполняют его волю, насколько он умеет приказывать им, т. е. насколько он их знает.

Вещи не в самом деле слушаются человека или противу действуют ему. Это так говорится для краткости, вещам до человека дела нет, они очень равнодушны к своей судьбе и продолжают существовать — рудою, слитком, червонцем, коль цом на пальце, как случится, у них нет ни цели, ни намерения, ни воли. Река течет, — течет потому, что земля поката, а не потому, что ей хочется течь. Человек ставит плотину — так как воде все равно, то она перестает течь и накапливается. Насколько человек знает силу воды, силу плотины, вышину берегов и другие условия, настолько он может заставлять воду, делая свое дело , исполнять его волю : вертеть колеса, пилить бревна, орошать луга, подымать барки. Из этого вы уж види те, что мы настолько умеем управлять природой или вещами, нас окружающими, насколько их знаем , направляя одни против других или соединяя их по их свойствам.

Таким точно образом человек поступает и в самых слож ных своих делах, в хлебопашестве и других работах.

Совсем напротив — чего мы не знаем, то не только не нашей воле, но скорее мы в его воле, оно нас теснит. Люди по большей части боятся того, чего не знают, потому что от него трудно защищаться.

Вот тут-то и случается, что люди лучше выдумывают лож ную, мнимую причину, чем остаются в безоружном неведении. Принимая ложную причину за знание, за понимание, веря ей, они обманывают себя и думают, что овладели страшным явлением.

Возьмемте для примера грозу и посмотрим, в каком отно шении к грозе находились люди в младенческом состоянии и в какое перешли в более образованном.

Люди были поражены блеском молнии, раскатом грома, они видели зажженные деревья, убитый скот, убитых людей и потом снова прежнюю тишину, тучи проходили, небо разъяс нялось. Вместо того чтоб добираться до причины, сличать, обдумывать, они вот как рассуждали: «Мы слышали треск и гром — стало быть, кто-нибудь гремит», и они стали искать (тут-то вся ошибка) не что гремит, а виновэтого. Гремит наверху, молния падает сверху, стало быть, громовержец жи вет наверху. Черные тучи, мрачное небо показывают, что он сердится; на кого? Конечно, всего больше на тех, кого убивает.

Что же делать и как умилостивить этого свирепого громо вержца? Унижением, бросаясь на колени, моля о пощаде. Так люди делали тысячелетия, и им в голову не приходило, что громовержец бьет бессмысленно скалы и деревья, которые не могут быть виноватыми, баранов и волов, мирно пасущихся, и из людей убивает не худших, а так, кто попадется; это объясняли тем, что громовержец делает это для острастки, чтобы виновные трепетали, а прочие знали бы его мощь. И эдакого-то бессмысленного и безжалостного чудака хотят умолить красными словами, поклонами, взятками. А все это делается только для того, чтоб заглушить страх перед неизве стной опасностью.

Когда люди приобрели больше опытности и сведений о природе они пошли и в деле грома и молнии иным путем; вместо того чтоб спрашивать, кто гремит, стали наблюдать, что гре мит, и мало-помалу, сличая разные явления, доискались до при чины; а найдя ее, стали обороняться от нее уже не молитвами и коленопреклонением, не курами и свечами, принесенными на жертву, а снарядами, называемыми громоотводами.

Точно так действует знание во всех других вещах и предметах: везде освобождает оно нас от страха, а где не может освободить от зависимости, там учит нас избегать вредных действий.

Прежде чем мы пойдем дальше, я вам расскажу, как в дет стве я сам освободил себя от одного из пустых страхов . У меня, по правде сказать, их было немного, однако ж не был и я сов сем свободен от них. Нянюшки натолковали и мне о всяких чудесах, о том, как домовой приходит по ночам в конюшню и ездит верхом на лошадях и как кучер против этого в стойле держит козла. Лет двенадцати я стал с ними спорить, и, разу меется, разубедить их не мог.

Бедные люди эти обречены на темную жизнь неведения и тяжкую работу — им недосуг учиться, недосуг думать, их до сугом пользуемся мы; и если свет до них не доходит, то мы не должны забывать, что мы им застим его. А осуждать их — большое преступление; к тому же гораздо удивительнее, что люди ученые и образованные рассуждают иной раз не лучше их и что большая часть их верит в такого или другого домового и имеет в конюшне или дома своего козла против него.

Мне было лет двенадцать, жили мы летом в деревне. За на шим домом был овраг, заросший сосняком и ельником, овраг этот шел, огибая поля, к двум-трем курганам, тоже покрытым большим сосновым лесом. Курганы эти, вероятно, были насы паны над могилами падших воинов в древние времена.

Там раза два отрывали совсем перержавевшие доспехи, в преданиях у крестьян осталось темное воспоминание какого-то сражения. Курганы эти они звали «проклятыми». Неохотно ходили туда ночью мужики; про женщин и говорить нечего, ни одна ни за что на свете не пошла бы туда после сумерек — не оттого чтоб они боялись волков — это было бы естественно, а оттого, что боялись каких-то духов.

Дворовые люди наши, разумеется, не меньше их верили в эти чудеса. Я спорил с ними, смеялся над их трусостью.

— Да вы вместо того чтоб говорить, — сказал мне один из них, — сами бы ночью сходили.

— Сегодня, когда у нас все улягутся…

— А как же знать, до которых мест вы дойдете?

— У большой сосны возле первого кургана лежит лошади ный череп.

— Ну так я принесу его.

Пространство, которое мне приходилось пройти, вряд было ли всего больше полутора или двух верст, из которых половина шла полем. Пока было видно освещенное окно нашего дома и я не покидал тропинки, я шел себе спокойно, попевая песни для большей храбрости, но когда взошел в лес, мне тоже стало очень страшно. Чего мне было страшно, не знаю; но сердце билось и ноги так неверно ступали, когда я цеплялся за сучья, что в ту же пору хоть бы и воротиться. Но я переломил свой страх, дошел до черепа, взял его на палку и побежал домой.

Человек наш хотя и похвалил меня, но все же не убедился, а говорил мне, что «иногда и ничего не бывает, а иногда и бы вает».

На другую, на третью ночь я уже ходил туда без всякого по стороннего повода, и сердце билось меньше и меньше, и я уже не пугался, зацепляясь за хвойные ветви. Вот как проходят пустые страхи.

Но чего же собственно наши люди и крестьяне боялись на курганах? Того, чего люди обыкновенно боятся в присутствии мертвого тела, на кладбище. Они боятся, что покойник не в самом деле умер , а что он раздвоился как-то — тело само по се бе, а жизнь этого тела сама по себе . Этого-то люди и боятся, по инстинкту понимая, что в этом есть что-то нелепое. А то чего же бы бояться? Люди сами хотят жить после смерти, скорбят и оплакивают, когда кто-нибудь умрет, — стало быть, следовало бы радоваться, что духи усопших уцелели и являются к нам!

Дух без тела страшен невообразимой нелепостью своей; до того страшен, что человек обыкновенно придумывает ему или чудовищное тело, или неестественно красивое.

Вы, верно, видали изображение длинных, исхудалых, завер нутых в белые саваны мертвецов, с дырами вместо глаз. Ви дали вы, верно, также и маленькие кудрявые головки, нарисованные без туловища с двумя-четырьмя крылышками, при крепленными к задней стороне нижней челюсти или к первому шейному позвонку. Само собою разумеется, что ни скелет в холстине, ни голова без груди, необходимой для дыхания, и без живота, необходимого для пищеварения, не только не могут понимать и говорить, но просто не могут жить. Несмотря на то, людям легче воображать эти нелепости, чем живой дух, т. е. живой воздух , газообразную личность без всяких жидких и густых частей. Это до такой степени нелепо, что человек отпря дывает от бестелесного духа к уродливым вымыслам.

На это, пожалуй, вам скажут, что духи могут иметь воздушное или эфирное тело, не зримое нашими глазами, тонкое, лег кое и прозрачное.

На земной планете таких нет, а если б они где-нибудь и бы ли, то с умершими людьми они ничего общего не имеют. К тому же не думайте, что в самом деле прозрачность и воздушность — что-нибудь высшее. Если б человек мог сделаться жиже, еще жиже и наконец совсем прозрачным, он от этого стал бы только хуже. Хорошая кровь густа, и хороший мозг густ, хорошие му скулы упруги, воздушные мускулы не могли бы служить; газо вым мозгом нельзя было бы думать.

Невидимых для простого глаза животных бездна — все наливчатые животные ; но они, хотя и малы, не состоят же из одного воздуха или из одной жидкости; у них есть свои оболоч ки, очень тонкие, но которые оставляют после себя известку или мел. Их прозрачность сопряжена с самой бедной степенью жизни; для того чтоб жизнь мухи или осы была возможна, телу животному надобно было очень много погустеть, потерять своей прозрачности и местами окрепнуть, как крылья жука или ноги кузнечика.

Тело всякого животного — червя, слона, человека — делается из окружающих припасов едой и дыханием. На это ему нуж ны части твердые, жидкие и воздухообразные. Пока они вместе работают и ни одна не берет верха, жизнь продолжается. Если у животного отнять твердые оболочки его, то кровь и всякая жид кость, обращающаяся в его сосудах, прольется, газы, в ней за ключающиеся, испарятся, рассеются, твердые части выветрят ся, засохнут, сделаются черноземом, известковой землей.

Общее дело (жизнь) твердых, жидких и воздухообразных веществ, пока они продолжают пищеварение, нельзя отделить от этих частей (т. е. от тела). Так, как нельзя линию, границу двух площадей, отделить от площадей не на чертеже, а в самом деле.

Объяснить это общее дело, задерживающее в известном ви де и в известной деятельности части тела, задача трудная; но дуть к ее разрешению очевиден — физиология и химия.

Неполное знание не дает права на произвольные предполо жения. Мы сейчас видели, до каких нелепостей люди доходили в своем объяснении грома; повторять такие ошибки непрости тельно.

Вымыслы не только отдаляют пониманье, но забывают самую возможность правильно поставить вопрос; в манере спра шивать видно, что сделанный вопрос вперед решен.

Так, вопрос «Может ли душа существовать без тела?» за ключает в себе целое нелепое рассуждение, предшествовавшее ему и основанное на том, что душа и тело — две разные вещи. Что сказали бы вы человеку, который бы вас спросил: «Может ли черная кошка выйти из комнаты, а черный цвет остаться?» Вы его сочли бы за сумасшедшего — а оба вопроса совершен но одинакие. Само собою разумеется, тот, кто может себе пред ставить черный цвет, оставленный кошкой, или ласточку, ко торая летает без крыльев и легких, тому легко представить себе душу без тела, такое целое, которого части уничтожены… а затем почему ему и не бояться на кладбище или на кургане встречи с давно умершими, ходящими без мускулов одними костями, говорящих без языка.

Есть люди, которые без малейшего основания говорят, что души умерших отправляются на другие планеты ; это понять не легче.

Как же это они подымаются в океане кислорода и селитро рода, не окислившись в нем или не соединяясь с водородом, углеродом. Но душа не имеет химических свойств. Какие же? Фи зические? — Нет. А двигается?

Предмет, не имеющий ни физических, ни химических свойств, без формы, без качества и количества, мы называем несуществующим, т. е. ничем.

Тут прибегают обыкновенно к сравнению с электрической искрой; но электрическая искра очень богата физическими и хи мическими свойствами; несмотря на то, в ней нельзя предполо жить сознания — а ведь это главное, чего хотят в душе, отре шенной от тела.

Чтоб сознавать себя, нельзя быть ни твердым как кремень, ни жидким, как вода, ни изреженным, как воздух; надобно быть студенем или кашей, как мозг.

На первый случай, я думаю, есть о чем вам подумать и поговорить с вашими товарищами и учителями, если только они не боятся домового и не держат козла.

Источник

I Пустые страхи.— Вымыслы

Желание узнать причины, как что делается возле нас, совершенно естественно человеку в каждый возраст. Это всякий испытал на себе. Кому не приходило в голову в ребячестве, отчего дождь идет, отчего трава растет, отчего иногда месяц бывает полный, а иногда видна одна закра- инка его, отчего рыба в воде может жить, а кошка не может.

Такого любопытства — знать, что и как делается,— звери не имеют. Зверь бегает по полю, ест, коли что попадется по вкусу, но никогда не подумает, почему он бегает и отчего он может бегать, откуда взялся съестной припас, который он ест. А люди всем этим заботятся.

Посмотрите, что из этого выходит: чем больше вещей человек знает и чем короче, подробнее он их знает, тем больше у него власти над ними. Звери с их умом несовершенным и маленькие дети с их незнанием всего слабее и беспомощнее. Не думайте, что дети только потому слабы, что они малы,— слон при всем своем росте не больше ребенка во всех тех случаях, где нельзя взять ни массой, ни мышцами.

Когда человек хочет что-нибудь сделать, он прежде должен знать свойства вещей, из которых ему приходится что-нибудь сделать. Вещи сами по себе очень послушны, но слушаются они человека и настолько исполняют его волю, насколько он умеет приказывать им, т. е. насколько он их знает.

Вещи не в самом деле слушаются человека или противу- действуют ему. Это так говорится для краткости, вещам до человека дела нет, они очень равнодушны к своей судьбе и продолжают существовать — рудою, слитком, червонцем, кольцом на пальце, как случится, у них нет ни цели, ни намерения, ни воли. Река течет,— течет потому, что земля поката, а не потому, что ей хочется течь.

Таким точно образом человек поступает и в самых сложных своих делах, в хлебопашестве и других работах.

Совсем напротив — чего мы не знаем, то не только не в нашей воле, но скорее мы в его воле, оно нас теснит. Люди по большей части боятся того, чего не знают, потому что от него трудно защищаться.

Вот тут-то и случается, что люди лучше выдумывают ложную, мнимую причину, чем остаются в безоружном неведении. Принимая ложную причину за знание, за понимание, веря ей, они обманывают себя и думают, что овладели страшным явлением.

Возьмемте для примера грозу и посмотрим, в каком отношении к грозе находились люди в младенческом состоянии и в какое перешли в более образованном.

Люди были поражены блеском молнии, раскатом грома, они видели зажженные деревья, убитый скот, убитых людей и потом снова прежнюю тишину, тучи проходили, небо разъяснялось. Вместо того чтоб добираться до причины, сличать, обдумывать, они вот как рассуждали: «Мы слышали треск и гром — стало быть, кто-нибудь гремит», и они стали искать (тут-то вся ошибка) не что гремит, а виноватого. Гремит наверху, молния падает сверху, стало быть, громовержец живет наверху. Черные тучи, мрачное небо показывают, что он сердится; на кого? Конечно, всего больше на тех, кого убивает.

Что же делать и как умилостивить этого свирепого громовержца? Унижением, бросаясь на колени, моля о пощаде.

Мы смеемся над их морским богом, разъезжающим в раковине на четверке дельфинов с трезубцем в руке, так, как вы смеетесь над куклами, с которыми вы бывало разговаривали, как с живыми, укладывали их спать, давали им лекарства,— ведь вам и тогда чувствовалось, что они не живые, да хотелось верить, вы и верили. Но мало-помалу ваш ум крепнул, и, по мере того как он стал брать верх над детским воображением, вам меньше и меньше казалось вероятным, что кукла больна или спит. Так жили целые народы — до тех пор, пока знание природы не победило их мечтание об ней.

Когда люди приобрели больше опытности и сведений о природе, они пошли и в деле грома и молнии иным путем; вместо того чтоб спрашивать, кто гремит, стали наблюдать, что гремит, и мало-помалу, сличая разные явления, доискались до причины; а найдя ее, стали обороняться от нее уже не молитвами и коленопреклонением, не курами и свечами, принесенными на жертву, а снарядами, называемыми громоотводами.

Точно так же действует знание во всех других вещах и предметах: везде освобождает оно нас от страха, а где не может освободить от зависимости, там учит нас избегать вредных действий.

Прежде чем мы пойдем дальше, я вам расскажу, как в детстве я сам освободил себя от одного из пустых страхов.

Бедные люди эти обречены на темную жизнь неведения и тяжкую работу — им недосуг учиться, недосуг думать, их досугом пользуемся мы; и если свет до них не доходит, то мы не должны забывать, что мы им застим его. А осуждать их — большое преступление; к тому же гораздо удивительнее, что люди ученые и образованные рассуждают иной раз не лучше их и что большая часть их верит в такого или другого домового и имеет в конюшне или дома своего козла против него.

Мне было лет двенадцать, жили мы летом в деревне. За нашим домом был овраг, заросший сосняком и ельником, овраг этот шел, огибая поля, к двум-трем курганам, тоже покрытым большим сосновым лесом. Курганы эти, вероятно, были насыпаны над могилами падших воинов в древние времена.

Там раза два отрывали совсем перержавевшие доспехи; в преданиях у крестьян осталось темное воспоминание какого-то сражения. Курганы эти они звали «проклятыми». Неохотно ходили туда ночью мужики; про женщин и говорить нечего: ни одна ни за что на свете не пошла бы туда после сумерек — не оттого, чтоб они боялись волков — это было бы естественно, а оттого, что боялись каких-то духов.

Дворовые люди наши, разумеется, не меньше их верили в эти чудеса. Я спорил с ними, смеялся над их трусостью. —

Да вы вместо того чтоб говорить,— сказал мне один из них,— сами бы ночью сходили. —

Сегодня, когда у нас все улягутся. —

А как же знать, до которых мест вы дойдете? —

У большой сосны возле первого кургана лежит лошадиный череп. —

Ну так я принесу его.

Пространство, которое мне приходилось пройти, вряд было ли всего больше полутора или двух верст, из которых половина шла полем.

Человек наш хотя и похвалил меня, но все же не убедился, а говорил мне, что «иногда и ничего не бывает, а иногда бывает».

На другую, на третью ночь я уже ходил туда без всякого постороннего повода, и сердце билось меньше и меньше, и я уже не пугался, зацепляясь за хвойные ветви. Вот как проходят пустые страхи.

Но чего же собственно наши люди и крестьяне боялись на курганах? Того, чего люди обыкновенно боятся в присутствии мертвого тела, на кладбище. Они боятся, что покойник не в самом деле умер, а что он раздвоился как- то — тело само по себе, а жизнь этого тела сама по себе. Этого-то люди и боятся, по инстинкту понимая, что в этом есть что-то нелепое. А то чего же бы бояться? Люди сами хотят жить после смерти, скорбят и оплакивают, когда кто- нибудь умрет,— стало быть, следовало бы радоваться, что духи усопших уцелели и являются к нам!

Дух без тела страшен невообразимой нелепостью своей; до того страшен, что человек обыкновенно придумывает ему или чудовищное тело, или неестественно красивое.

Вы, верно, видали изображение длинных, исхудалых, завернутых в белые саваны мертвецов, с дырами вместо глаз. Видали вы, верно, также и маленькие кудрявые головки, нарисованные без туловища с двумя-четырьмя крылышками, прикрепленными к задней стороне нижней челюсти или к первому шейному позвонку 1. Само собою разумеется, что ни скелет в холстине, ни голова без груди, необходимой для дыхания, и без живота, необходимого для пищеварения, не только не могут понимать и говорить, но просто не могут жить. Несмотря на то, людям легче воображать эти нелепости, чем живой дух, т.

На это, пожалуй, вам скажут, что духи могут иметь воздушное или эфирное тело, не зримое нашими глазами, тонкое, легкое и прозрачное.

На земной планете таких нет, а если б они где-нибудь и были, то с умершими людьми они ничего общего не имеют. К тому же не думайте, что в самом деле прозрачность и воздушность — что-нибудь высшее. Если б человек мог сделаться жиже, еще жиже и наконец совсем прозрачным, он от этого стал бы только хуже. Хорошая кровь густа, и хороший мозг густ, хорошие мускулы упруги; воздушные мускулы не могли бы служить; газовым мозгом нельзя было бы думать.

Невидимых для простого глаза животных бездна — все наливчатые животные 2; но они, хотя и малы, не состоят же из одного воздуха или из одной жидкости; у них есть свои оболочки, очень тонкие, но которые оставляют после себя известку или мел. Их прозрачность сопряжена с самой бедной степенью жизни; для того чтоб жизнь мухи или осы была возможна, телу животному надобно было очень много погустеть, потерять своей прозрачности и местами окрепнуть, как крылья жука или ноги кузнечика.

Тело всякого животного — червя, слона, человека — делается из окружающих припасов едой и дыханием. На это ему нужны части твердые, жидкие и воздухообразные. Пока они вместе работают и ни одна не берет верха, жизнь продолжается. Если у животного отнять твердые оболочки его, то кровь и всякая жидкость, обращающаяся в его сосудах, прольется, газы, в ней заключающиеся, испарятся, рассеются, твердые части выветрятся, засохнут, сделаются черноземом, известковой землей.

Общее дело (жизнь) твердых, жидких и воздухообразных веществ, пока они продолжают пищеварение, нельзя отделить от этих частей (т. е. от тела). Так, как нельзя линию, границу двух площадей, отделить от площадей не на чертеже, а в самом деле.

Объяснить это общее дело, задерживающее в известном виде и в известной деятельности части тела,— задача трудная; но путь к ее разрешению очевиден — физиология и химия.

Неполное знание дает права на произвольные предположения. Мы сейчас видели, до каких нелепостей люди доходили в своем объяснении грома; повторять такие ошибки непростительно.

Вымыслы не только отдаляют пониманье, но забивают самую возможность правильно поставить вопрос; в манере спрашивать видно, что сделанный вопрос вперед решен. Так, вопрос «Может ли душа существовать без тела?» заключает в себе целое нелепое рассуждение, предшествовавшее ему и основанное на том, что душа и тело — две разные вещи. Что сказали бы вы человеку, который бы вас спросил: «Может ли черная кошка выйти из комнаты, а черный цвет остаться?» Вы его сочли бы за сумасшедшего—а оба вопроса совершенно одинакие. Само собою разумеется, тот, кто может себе представить черный цвет, оставленный кошкой, или ласточку, которая летает без крыльев и легких, тому легко представить себе душу без тела, такое целое, которого части уничтожены. а затем почему ему и не бояться на кладбище или на кургане встре- чи с давноумершими, ходящими без мускулов, одними костями, говорящих без языка.

Есть люди, которые без малейшего основания говорят, что души умерших отправляются на другие планеты; это понять не легче.

Как же это они подымаются в океане кислорода и се- литророда, не окислившись в нем или не соединяясь с водородом, углеродом? Но душа не имеет химических свойств. Какие же? Физические? Нет. А двигается?

Предмет, не имеющий ни физических, ни химических свойств, без формы, без качества и количества, мы называем несуществующим, т. е. ничем.

Тут прибегают обыкновенно к сравнению с электрической искрой; но электрическая искра очень богата физическими и химическими свойствами; несмотря на то, в ней нельзя предположить сознания — а ведь это главное, чего хотят в душе, отрешенной от тела. Чтоб сознавать себя, нельзя быть ни твердым, как кремень, ни жидким, как вода, ни изреженным, как воздух; надобно быть студнем или кашей, как мозг.

На первый случай, я думаю, есть о чем вам подумать и поговорить с вашими товарищами и учителями, если только они не боятся домового и не держат козла.

Источник

Портфель для словесника

Информационный сайт Галины Степяк для учителей русского языка и литературы и их учеников

Аудиозаписи изложений ОГЭ ч. 3

Всё дальше уходит Великая Отечественная война в прошлое, но память о ней жива в сердцах и душах людей. В самом деле, как можно забыть наш беспримерный подвиг, наши невосполнимые жертвы, принесённые во имя победы над самым коварным и жестоким врагом — фашизмом. Четыре военных года по тяжести пережитого не могут сравниться ни с какими другими годами нашей истории.

Важнейшей чертой минувшей войны был её всенародный характер, когда за общее дело на фронте, в тылу, в партизанских отрядах боролись все: от мала до велика. Пусть не все рисковали в одинаковой степени, но отдавали себя без остатка, свой опыт и труд во имя грядущей победы, которая досталась нам очень дорогой ценой. Но память человека со временем ослабевает, из нее по крупицам уходит сначала второстепенное, менее значимое и яркое, а затем и существенное. К тому же все меньше становится ветеранов, тех, кто прошел войну и мог бы рассказать о ней. Если в документах и произведениях искусства не будут отражены самопожертвование и стойкость народа, то горький опыт прошлых лет забудется. А этого нельзя допустить.

Тема Великой Отечественной войны на протяжении десятилетий питает литературу и искусство. О жизни человека на войне снято немало прекрасных фильмов, созданы замечательные произведения литературы. И тут нет какой-либо преднамеренности, есть боль, не покидающая душу народа, который потерял за годы войны миллионы человеческих жизней. Но самым главным в разговоре на эту тему является сохранение меры и такта в отношении к правде войны, к ее участникам.

Самая боль­шая ценность на­ро­да — язык, на ко­то­ром он пишет, го­во­рит и думает. Это значит, что вся со­зна­тель­ная жизнь людей про­хо­дит через род­ной для них язык. Все мысли че­ло­ве­ка формулируются языком, а эмоции, ощу­ще­ния окрашивают то, о чём он думает.

Есть язык на­ро­да как по­ка­за­тель его культуры, а есть язык че­ло­ве­ка как по­ка­за­тель его лич­ных качеств. Язык человека–это его ми­ро­воз­зре­ние и поведение. Как говорит, так, следовательно, и думает. По­это­му самый вер­ный способ узнать человека — при­слу­шать­ся к тому, что и как он говорит.

Мы обращаем внимание на манеру человека себя держать, на его по­ход­ку и лицо, но су­дить о че­ло­ве­ке только по этим признакам — значит ошибаться. А вот язык че­ло­ве­ка — гораздо более точ­ный показатель его нрав­ствен­ных качеств, его культуры. Язык–самое выразительное, чем че­ло­век обладает, по­это­му за своей речью — уст­ной или пись­мен­ной — надо сле­дить постоянно.

Литература, открывая мир с помощью слова, творит чудо, удваивает, утраивает наш внутренний опыт, беспредельно расширяет взгляд на жизнь, на человека, делает тоньше наше восприятие. В детские годы мы читаем сказки и приключения, чтобы пережить азарт поиска, интриги. Но наступает час, когда мы испытываем потребность открыть книгу для того, чтобы с её помощью углубиться в себя. Это час взросления. Мы ищем в книге собеседника, который просветляет, облагораживает, учит.

Вот мы взяли в руки книгу. Что происходит в нашей душе? С каждой прочитанной книгой, распахивающей перед нами кладовые мыслей и чувств, мы становимся другими. С помощью литературы человек становится человеком. Неслучайно книгу называют учителем и учебником жизни.

Многие думают, что быть искренним — значит открыто и прямо говорить то, что думаешь, и делать то, что говоришь. Но вот незадача: человек, сразу озвучивающий то, что первое взбрело ему в голову, рискует прослыть не только естественным, но и невоспитанным, а то и глупым. Скорее, искренний и естественный человек тот, кто умеет быть самим собой: снять маски, выйти из привычных ролей и показать своё истинное лицо.

Главная проблема в том, что мы плохо знаем себя, гонимся за призрачными целями, деньгами, модой. Мало кто считает важным и нужным направить вектор внимания в свой внутренний мир. Нужно заглянуть в своё сердце, остановиться и проанализировать свои мысли, желания и планы, чтобы понять, что истинно моё, а что навязанное, продиктованное друзьями, родителями, обществом. Иначе ты рискуешь всю жизнь тратить силы на цели, которые тебе на самом деле вовсе не нужны.

Если ты заглянешь в себя, то увидишь целый мир, бесконечный и многогранный. Ты обнаружишь свои особенности и таланты. Надо только изучать. И тебе, конечно же, не станет легче и

Каждый человек ищет место в жизни, старается утвердить своё я. Это естественно. Только вот как он находит своё место? Какими путями идёт к нему? Какие моральные ценности имеют вес в его глазах? Вопрос чрезвычайно важный.

Многие из нас не могут признаться себе в том, что из-за ложно понятого, раздутого чувства собственного достоинства, из-за нежелания показаться хуже мы иногда делаем опрометчивые шаги, поступаем не очень правильно. Лишний раз не переспросим, не скажем «не знаю», «не могу»: слов нет. Себялюбцы вызывают чувств осуждения. Однако не лучше и те, кто разменивает своё достоинство, как мелкую монету. В жизни каждого человека, наверное, бывают моменты, когда он просто обязан проявить своё самолюбие, утвердить своё я. И, конечно, сделать это не всегда просто.

Истинная цена человека рано или поздно всё равно обнаруживается. И тем выше эта цена, чем больше человек любит не столько себя, сколько других. Лев Толстой подчёркивал, что каждый из нас, так называемый маленький рядовой человек, на самом деле есть лицо историческое, которое несёт ответственность за судьбу всего мира.

Грубость в языке, как и грубость в манерах, неряшливость в одежде — очень распространенное явление, и свидетельствует оно о незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Я уж не говорю о том, что это признак невоспитанности, а иногда и жестокости.

По-настоящему сильный и уравновешенный человек не будет без нужды громко говорить и ругаться. Ведь давно известно, что каждый наш поступок, каждое наше слово отражается на окружающих и враждебно самому дорогому, что есть на свете, — человеческой жизни. И сильный человек, понимая все это, как раз и силен своим благородством и великодушием.

Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно — прислушиваясь, запоминая, читая. Но хоть и трудно — это нужно, действительно нужно! Наша речь — важнейшая часть не только нашего поведения, но и нашей личности, нашей души, ума, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».

Прожить жизнь с достоинством и получить радость человеку позволяет настоящая цель. Если человек живет, чтобы приносить людям добро, облегчать их страдания при болезнях, давать людям радость, то он ставит себе цель, достойную человека. Если человек ставит перед собой задачу приобрести все элементарные материальные блага: машину, дачу, мебельный гарнитур, — он допускает роковую ошибку.

Ставя себе целью карьеру или приобретательство, человек испытывает в сумме гораздо больше огорчений, чем радостей, и рискует потерять всё. Не повысили в должности — огорчение; не успел купить марку для своей коллекции — огорчение; у кого-то лучшая, чем у тебя, мебель или лучшая машина — опять огорчение. Еще какое! А что может потерять человек, который радовался каждому своему доброму делу? Важно только, чтобы добро, которое человек делает, было бы его внутренней потребностью, шло от умного сердца, а не только от головы.

Поэтому главной жизненной задачей должна быть обязательно задача шире, чем просто личностная. Она не должна быть замкнута только на собственных удачах и неудачах. Она должна диктоваться добротой к людям, любовью к семье, к своему городу, к своему народу, стране, ко всей Вселенной.

Слово «характер» при­шло в рус­ский язык из греческого, в пе­ре­во­де оно озна­ча­ет «признак, особенность». В за­ви­си­мо­сти от су­ще­ству­ю­щих у че­ло­ве­ка волевых ка­честв формируется или сильный, или сла­бый характер, по­это­му воля и ха­рак­тер тесно между собой связаны.

Как вос­пи­тать у себя силь­ную волю и характер? Эти ка­че­ства утверждаются в че­ло­ве­ке при пре­одо­ле­нии различных препятствий — внут­рен­них и внешних. Внут­рен­ние препятствия со­зда­ют­ся самим че­ло­ве­ком — его ленью, пугливостью, упрямством, лож­ным самолюбием, стеснительностью, пассивностью, сомнениями. Внеш­ние могут со­зда­вать­ся другими лю­дь­ми или труд­но­стя­ми выполнения задачи.

С чего сле­ду­ет начинать вос­пи­та­ние сильной воли и характера? Проще всего с до­сти­же­ния не слиш­ком трудных целей, а затем по­сте­пен­но их усложняя. Это даст воз­мож­ность укрепить веру в себя и при­об­ре­сти необходимый опыт. Очень важ­ным условием вос­пи­та­ния силы воли и твёрдого ха­рак­те­ра является си­сте­ма­ти­че­ская тренировка в пре­одо­ле­нии трудностей. Если её из­бе­гать в по­все­днев­ной жизни, то можно ока­зать­ся беспомощным в серьёзных испытаниях. А кому же хо­чет­ся казаться сла­бым и бес­ха­рак­тер­ным в гла­зах окружающих?

Все ли люди талантливы? Безусловно, каждый человек пришел на Землю со своим предназначением, а значит, и талантом. Не каждый его, может быть, раскрыл и даже сомневается в том, что он у него есть. Кому-то не хватает уверенности в себе, кто-то стесняется, а это уже неуверенность. Кто-то не хочет рисковать. Кто-то просто не осознает наличие у себя таланта.

У Ричарда Баха есть замечательные слова: «Каждому из нас при рождении дается глыба мрамора и инструменты, чтобы превратить ее в статую. Некоторые так и таскают эту глыбу с собой всю жизнь, ни разу ее не коснувшись. Некоторые довольно быстро разбивают ее на маленькие осколки. А некоторым таки удается создать из нее великий шедевр!»

Каждый из нас уникален. Каждый талантлив. Каждый самостоятельно может этот талант раскрыть. У каждого из нас уникальная жизненная миссия. Задумайтесь об этом прямо сейчас. И заявите о своем таланте открыто. Сначала своим друзьям и родным, а потом и миру. Будьте счастливы.

Что такое нравственность? Это си­сте­ма пра­вил по­ве­де­ния личности, прежде всего, от­ве­ча­ю­щая на вопрос: что хорошо, а что плохо, что добро, а что зло. Каж­дый че­ло­век при оцен­ке сво­е­го поведения, по­ве­де­ния дру­гих людей поль­зу­ет­ся этой си­сте­мой правил. В ос­но­ву этой си­сте­мы вхо­дят ценности, ко­то­рые дан­ный че­ло­век счи­та­ет важ­ны­ми и необходимыми. Как правило, среди таких цен­но­стей жизнь человека, счастье, семья, любовь, бла­го­со­сто­я­ние и другие.

В за­ви­си­мо­сти от того, какие имен­но цен­но­сти вы­би­ра­ет че­ло­век для себя, в какой иерар­хии он их рас­по­ла­га­ет и на­сколь­ко при­дер­жи­ва­ет­ся их в поведении, и определяется, ка­ки­ми будут по­ступ­ки че­ло­ве­ка — нрав­ствен­ны­ми или безнравственными. По­это­му нрав­ствен­ность — это все­гда выбор, са­мо­сто­я­тель­ный выбор человека.

Что может по­мочь сде­лать пра­виль­ный выбор и обес­пе­чить нрав­ствен­ное по­ве­де­ние человека? Толь­ко совесть. Совесть, ко­то­рая проявляется в чув­стве вины за без­нрав­ствен­ный поступок. Это та един­ствен­ная сила, ко­то­рая может обес­пе­чить нрав­ствен­ное по­ве­де­ние человека.

Что хранит человеческая память? Вообще, зачем мы помним о том, чего уже нет? Неужели может быть важно, что кто-то помнит, как он учился писать первые буквы, или в каком платье приходила на урок его любимая учительница, или какой дом когда-то стоял на месте нынешнего торгового центра? Наша память бережно хранит множество вещей, деталей, лиц, картин, которые, казалось бы, лишены смысла, поскольку их больше нет и вернуть их невозможно. И всё-таки они упорно живут в наших воспоминаниях. Живут и незаметно для нас самих наполняют нашу жизнь, делая ее объемной, глубокой, осмысленной.

Я помню то, что было когда-то, а значит, прошлое для меня не безжизненно, оно наполнено моими ощущениями и переживаниями. Прошлое это уже не унылый перечень сведений и дат, а череда зримых образов и живых ситуаций. Следовательно, я живу не только сейчас, но и в прошлом. Моя жизнь не мгновение, ограниченное словом «сейчас», она обретает протяженность. А еще через воспоминания моя жизнь связана с жизнью других людей: друзей, родных, знакомых. Я помню их лица, жесты, храню в памяти наши разговоры и встречи. И протяженность моей жизни как будто дополняется объемом: я не один в моем прошлом.

Но мои личные воспоминания неизбежно несут на себе отпечаток какого-то прошедшего для страны времени, уходящей эпохи. А это значит, что через них я становлюсь причастным к истории, чувствую себя ее частью. Благодаря моей способности помнить моя жизнь наполняется смыслом. Я не Иван, родства не помнящий, а человек, ощущающий свою родственность течению общей жизни.

Материал музыки — это звуки. Материал, из которого писатель слагает произведения, — слово. Краски — материал живописи, материал художника. Как и звуки, краски могут быть и радостными, и печальными. Художник выдавливает их из тюбиков на палитру, и палитра вспыхивает всеми цветами радуги. Тут и лазурные тона весенней листвы, и нежно-розовый тон заката и глубокие краски вечерних сумерек, краски огненные, как само солнце, и спокойные, иссиня-чёрные, как ночное море.

В одном только живопись не похожа ни на музыку, ни на книгу. Мелодия в музыке течет и изменяется непрерывно, событие в книге следует одно за другим. А картина изображает только одно мгновение. Словно зорким глазом наблюдал художник события жизни, наблюдал долго, настойчиво и вдруг приказал времени: «Мгновение, остановись!» И красками на холсте запечатлел всё, что увидел в этом неповторимом мгновении.

Язык – это своего рода зеркало, которое стоит между нами и миром. Язык отражает общие представления всех говорящих на нём о том, как устроен мир. Причём зеркало языка отражает не все свойства окружающей действительности, а только те, которые казались особенно важными предкам – носителям этого языка.

Так, в языках некоторых северных народов существует множество названий для снега. Это легко объяснить: снег занимает в их жизни важное место, его количество и состояние очень важны. Например, по плотному снегу удобнее передвигаться, чем по пушистому; в слежавшемся снегу можно делать укрытия, такой снег используют канадские эскимосы при строительстве снежных жилищ – иглу.

Каждый язык отражает свою картину мира и через грамматику. Есть языки, имеющие более тридцати падежей, которые служат способом указать точное положение предмета в пространстве. Некоторые лингвисты связывают это с условиями жизни человека в горах. Именно в горной местности такие характеристики предмета, как положение его дальше или ближе, выше или ниже, вплотную или вдали, становятся весьма существенными для собеседников.

Кто из людей не испытывал наслаждения, внимая вздохам летнего дождика, шуршанью осенней листвы, волнам, плещущимся вдоль берегов озера, журчащей воде, голубям, воркующим туманным утром? Что может сравниться с пением птиц, особенно таких выдающихся музыкантов, как соловьи? Пение людей может надоедать, пение птиц-никогда. птицы создают звуковую окраску ландшафта. Дикая природа обладает не только зрительной, но и звуковой красотой. Различные виды насекомых, зверей, птиц дополняют друг друга в суточных и сезонных ритмах звучания, исполненных подлинной красоты.

Самая богатая музыка-музыка природы. Один канадский композитор ввёл специальное понятие — «звуковой ландшафт». По его мнению, для жителей лесов каждый вид дерева имеет свой голос. Когда ветерок пролетает в ёлках-они всхлипывают и стонут, ясень шипит, березы шелестят, сосны гудят. Даже злаки имеют свои «голоса», разные днём и ночью.

Природа не производит шум. Рёв бури, шелестящий лист, скороговорка дождя — во всём этом есть изначальная и неизведанная гармония. Пение птиц, кваканье лягушек, шелест трав, шум прибоя, рёв водопада-вся эта симфония звуков дикой природы есть огромная и недосягаемая идеальная ценность.

Может быть, я не за­во­жу этой полки из-за от­сут­ствия зо­ло­той бумаги? Верно, те­перь ее не продают. Помню эти зо­ло­тые с тис­не­ным ри­сун­ком листы, ко­то­рые так укра­ша­ли детство. Кажется, они при­ме­ня­лись при из­го­тов­ле­нии елоч­ных игрушек. На них был тис­не­ный рисунок, нечто вроде цве­тов на за­мерз­шем окне, толь­ко цветы были золотые.

Парадоксально, но наи­бо­лее за­ме­ча­тель­ные книги, ко­то­рые мы в те­че­ние жизни по­сто­ян­но перечитываем, не удер­жи­ва­ют­ся в памяти. Ка­за­лось бы, долж­но быть наоборот: книга, про­из­вед­шая на нас впечатление, долж­на была бы за­пом­нить­ся во всех подробностях. Нет, этого не происходит. Разумеется, мы знаем, о чем в ос­нов­ном идет в этой книге речь, но как раз по­дроб­но­сти для нас неожиданны, новы. Безусловно, так: за­ме­ча­тель­ную книгу мы чи­та­ем каж­дый раз как бы заново, и в этом уди­ви­тель­ная судь­ба ав­то­ров за­ме­ча­тель­ных книг: они не ушли, они вне времени.

Охота на мечту — самый интересный вид охоты. Для того чтобы стать охотником, не требуется лицензии, охота разрешена и доступна детям и престарелым, женщинам и мужчинам.

Начинающий охотник должен помнить, что успешность охоты зависит не только от сноровки охотника и проворности мечты, но еще и от количества охотников. Если одну и ту же синюю птицу ловит миллион человек, то шансов ее поймать мало. Отсюда вывод: надо охотиться на уникальную мечту, такую, какой почти ни у кого нет.

Снаряжение для охоты на мечту необходимо всегда содержать в чистоте. Говорят, синяя птица не летит в грязные руки. Чистый, незамутненный взгляд на вещи помогает разглядеть синюю птицу в синем небе, а чистые помыслы — удержать ее и даже уговорить петь в неволе. Начинающим охотникам мы рекомендуем двигаться к мечте не торопясь, но уверенно. Ваше спокойствие и настойчивость помогут мечте двинуться вам навстречу.

В при­выч­ной суете и за­ня­то­сти учёбой, друзьями, компьютером, спор­том мы не на­хо­дим время огля­нуть­ся вокруг себя и уви­деть то, что нас с вами окружает, что не перестаёт удивлять.

Первый подснежник, про­би­ва­ю­щая асфальт травинка, баг­ро­вый закат, звёздное небо — при­выч­ные нашему взору яв­ле­ния можно пе­ре­чис­лять бесконечно, ибо это ча­сти­ца нашего бытия, это то, что окру­жа­ет нас в те­че­ние всей жизни. Летом мы слу­ша­ем шелест листьев, видим пре­крас­ные розы и скром­ные полевые цветы. На­сту­па­ет осень, и в ней тоже ра­ду­ю­щее глаз буй­ство красок. Идёшь через парк и глаз ото­рвать не мо­жешь от пыш­но­го разноцветного ковра, усти­ла­ю­ще­го землю. А как пре­крас­ны осенние цветы хризантемы, жёлтые, красные, оранжевые, белые, круп­ные и мелкие, оди­на­ко­во украшающие наши будни и праздники!

Остановитесь в изум­ле­нии перед красотой, и ваше серд­це вспыхнет радостью. Оглянитесь, присмотритесь, удивитесь, об­ра­дуй­тесь — и жизнь на­пол­нит­ся новым светом, и силы по­явят­ся для пре­одо­ле­ния тягот бытия.

Обиды, ко­то­рые в наших вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях мы на­но­сим друг другу, не объ­яс­ня­ют­ся не­по­сред­ствен­но нашей злой волей. Люди не при­чи­ня­ют друг другу зла в силу какой-то осо­бой жестокости, зверства. Не­по­сред­ствен­ной при­чи­ной на­не­се­ния ближ­ним обид часто бы­ва­ет от­сут­ствие не­об­хо­ди­мо­го опыта общения, не­уме­ние пойти нав­стре­чу окружающим, чрез­мер­ное увле­че­ние собой.

После того как че­ло­век нанес обиду, он может опомниться, но чаще всего это про­ис­хо­дит с боль­шим опозданием. Ра­ня­щие слова уже произнесены. Боль, ко­то­рую че­ло­век пы­та­ет­ся на­силь­но пе­ре­ло­жить на ближнего, рано или позд­но воз­вра­ща­ет­ся к обидчику, при­чем за­ча­стую с двой­ной силой.

И хотя че­ло­век порой дей­стви­тель­но не ведает, что творит, когда при­чи­ня­ет зло тем, кого боль­ше всего любит, од­на­ко это не означает, что он может чув­ство­вать себя сво­бод­ным от от­вет­ствен­но­сти за соб­ствен­ные слова и поступки, ко­то­ры­ми он нанес своим близ­ким столь­ко обиды и зла. Уни­же­ние окружающих, при­ме­не­ние на­си­лия к ним яв­ля­ет­ся вы­ра­же­нием чув­ства соб­ствен­ной слабости.

Такая дружба порой бывает крепче и вернее родственных связей и влияет на человеческие отношения куда сильнее, чем коллектив, особенно при крайних, бедственных обстоятельствах. С поля боя, рискуя своей жизнью, выносят бойца только настоящие друзья. Есть ли у меня такие друзья? Да, они были на войне, есть и в нынешней жизни, и я очень стараюсь за преданность платить преданностью, за любовь — любовью.

Каждую свою книгу, каждую строку и каждый поступок свой я просматриваю и прочитываю глазами своих друзей, особенно фронтовых, чтобы не было стыдно перед ними за плохо, нечестно или неряшливо сделанную работу, за ложь, за непорядочность.

Писатели-фантасты всего мира создали удивительную страну, которой нет на географической карте, но она существует в воображении каждого человека, умеющего мечтать. Эта страна живёт по своим законам: в ней исполняется наше желание заглянуть в будущее. Вместе с героями книг мы совершаем необыкновенные путешествия во внеземные цивилизации и в глубины океана, встречаемся с неизвестными существами и выживаем в незнакомом мире, проявляя чудеса смелости и изобретательности.

Но в произведениях фантастики воплощается не только стремление авторов показать успехи научно-технического прогресса. Опираясь на научные достижения, они рисуют возможные негативные последствия прогресса для судеб человечества, думают о том, как человек воспользуется научными открытиями: сможет ли он в условиях стремительного развития научной мысли сохранить вечные ценности человечества.

Фантастика сегодня пользуется огромной популярностью у читателей и зрителей всех возрастов. Когда мир меняется так быстро, человеку интересно заглянуть в своё будущее, тем более что в книгах писателей-фантастов вымысел всегда сочетается с действительностью, а будущее изображается как увлекательный мир человеческих возможностей.

(По материалам Интернета)

Тексты изложений можно также найти здесь

Источник